И я решил строить дороги! Хотя бы, в Излучном. В конце концов, надо же и колесный транспорт создавать! Работы возглавил Горный Хлопок — безрод, который неплохо себя проявил при строительстве Аграбы. Горным хлопком — не тканью, а барашками ваты на кустах — индейцы называют снег, который видят лишь на вершинах самых высоких гор. И мой безрод-бригадир был настолько светлокож, что я даже заподозрил неладное. Но Горный Хлопок был стопроцентным четланином, просто вот так шутканула над ним Природа.

Трудно было объяснить парню, что я хочу. Вернее, что — это понятно. Ровная, твердая дорога без перепадов, без ям — пригодная для колес. Но как этого добиться? Тут я сам мало что знал. Мы долго сидели и рядили с Горным Хлопком, пока, наконец, не решилистроить «гравийку». Работники Снежка будут сначала выравнивать поверхность дороги: срезать подъемы, засыпать ямы. По краям дороги станут выкладывать камни и скреплять их известковым раствором. Потом полотно дороги засыплют слоем песка, а сверху — слоем щебенки.

Дороги решили вести от рынка. Одну на север — к каменоломням и месту добычи известняка. А вторую — вдоль ручья до Сухотья и дальше на юг — к глиняному производству и углежогным ямам. Эта дорога в будущем может продолжиться до Серой Воды и до самого Крыла. Горный Хлопок прикинул, сколько ему нужно будет людей, инструментов, вывел требуемые запасы еды, одежды. Я, не споря, «подписал смету». И вот уже десятый день шесть небольших бригад проданных занимались каждая своей частью общего дела. Дороги пока не было видно вообще, но я понимал, что дело это небыстрое…

— Блин, лодки! — опомнился я и побежал к берегу.

За рынком стояла запряженной моя церемониальная арба с двумя выросшими тапирами. Начну удивлять свою женушку с этого дивного конструкта живого и мертвого. А на берегу уже стояла стража в парадном, несколько придворных и заранее заготовленные носильщики — все-таки кроме Туа-Онче еще и добычу привезут.

Лодки в аккурат подходили к пристани — хорошей, обустроенной пристани, такой даже в Моке еще нет. У крайних сходен покачивался дивный кора-пиль (по прежнему, без мачты и паруса — надо заняться!). Я уже видел закутавшуюся в одеяла девушку, заулыбался, как дурак, и приветственно махнул левой рукой. Заметила? Кажется, она так замерзла, что не видела ничего.

Лодка пришвартовалась, и я кинулся вперед сам, чтобы подать руку своей хрупкой продрогшей избраннице. Та, наконец, посмотрела на меня, изобразила, как могла улыбку на замерзшем лице.

«Ну да, у них-то, у моря, заметно потеплее», — вздохнул я, сочувствуя своей маленькой женушке.

Повел ее к встречающим. Она еще и босая! Идет по мокрым холодным доскам, пальцы на ступнях аж синие — императрица, блин. Ну, ничего, мы это исправим: обуем, оденем… в постельке отогреем. От последней мысли приятно захолодело в низу живота.

«Заживем!» — предвкушая всестороннюю заботу о жене, улыбнулся я.

— Лодки! — заорали с берега.

Заорали тревожно, так что я обернулся. Особого страха не было, теперь и вверх и вниз по Мезкале стояли посты, которые заранее предупредили бы Излучное о большом флоте. Но всякое ведь бывает. С мостков стало видно, что по реке сверху плывет чуть больше десятка лодок. На вид крупные, а две из них даже привязаны борт к борту и чем-то загружены. Незнакомые гости. Но нагруженный катамаран (хорошая, кстати, идея!) намекал на то, что это торговцы.

И все-таки… Надо подождать, блин! Вместо того, чтобы удивлять свою девоньку тапирьей упряжкой и дворцовой сантехникой… Опять дела!

Лодки уверенно шли к пристани, они явно не плыли мимо. Все они густо усеяны людьми, которые пристально разглядывали берег (тоже весьма людный). Но никакого страха в глазах и поступках! Гости выкидывались на берег (я мостки для кого строил?!) и бодро выпрыгивали из своих посудин.

Очень, очень необычные люди. Рослые мужчины в стеганных желтых комбинезонах от шеи до щиколоток, густо размалеванных яркими пятнами. А на головах — полушлемы, полумаски, в которых без труда угадывался яростный оскал ягуара. Все, как один — с расписными круглыми щитами и тяжелыми маками с поблескивающими на солнце зубьями обсидиана.

Впереди «пятнистого спецназа» — вообще здоровяк (хотя, и слегка поплывший от сытной жизни). На голове сложнейший убор из синих и зеленых перьев, на левом плече завязан богатейший расписной плащ. Руки его были свободны, но рядом стоял плюгавенький оруженосец с отороченным мехом щитом, на котором синими нитками был вышит непонятный, но явно агрессивный зверь с когтями и клыками.

«Спецназ» выстроился. Было их совсем немного. Явно не угроза не только для Излучного, но даже для собравшейся у пристани толпы. Но выглядели они так, словно, это мы должны их бояться. Сила власти, буквально, проистекала от них. Ее чуть-чуть — и ее руками можно было пощупать.

Из-за «богатырей» кое-как протиснулся согбенный, но расфуфыренный старичок, глянул на здоровяка, кивнул и затянул торжественно на языке пурепеча:

— Четлане, встречайте посла великой державы теночков!

Глава 29. Собакозверь

Так вот вы какие — теночки. Я вспомнил, какие слухи ходили об этом загадочном народе. Как сам в отчаянии пытался добраться до них, надеясь на помощь против захватчиков из Циннцуннцана. Как купец Накацтли отговаривал меня, пугая страшными историями. Пурепеча, кстати, в свое время теночков разбили, но факт налицо — все, кто знал про этот народ, говорил о нем с легким чувством страха.

Вот они и до нас добрались.

Я огляделся. Только что я стоял один с Туа-Онче под ручку, а теперь вокруг меня сгрудились Вапачиро, только что приехавший Прекрасная Слеза и добрый десяток золотых в своем расфуфыренном парадном одеянии.

Всех проняло.

Я, наконец, слегка «оттаял» и кивнул гостям нежданным. Встречаем, мол.

— К вам прибыл почтенный Пятая Трава, сын Водной Маски, племянник и официальный посланник Верховного Говорящего всей державы теночков Большого Собакозверя, Скрытого в Воде! — объявил старенький переводчик.

Я пробежался глазами, в поисках кого-нибудь из местных полиглотов, владеющих языком пурепеча. Заметил Бобчинского.

— Представь им меня, — приказал я секретарю. — Скажи, что я рад… и все такое. Предложи им отдохнуть с дороги, подкрепиться. А после уже встретимся в большом зале.

Пока Бобчинский разливался соловьем (все-таки у меня тоже титулатура на не одну строчку мелким шрифтом), я судорожно размышлял, как вести дело дальше. Посольство выглядело… грозно. И, кажется, имело серьезные полномочия. Но я совершенно не представлял, что у далеких теночков, живущих где-то далеко на северо-востоке, может быть ко мне за дело. Может быть, про стекло услышали? Но непохоже было, что это торгаши ко мне приехали.

В это время крошка Туа-Онче прижалась к моей руке. Совсем замерзла. Надо хоть немного ей внимания уделить.

— Веди гостей в таверну, — велел я Бобчинскому, едва тот закончил рассказывать, как я рад приезду теночков. — Пусть их покормят хорошенько. Я оплачу. Потом размести в Гостевом Доме. Если они хотят говорить непременно сегодня, то пошли гонца во дворец и веди их в зал после полудня.

Дальше всё пошло быстро и скомканно. Быстро усадил женушку в арбу, даже не насладившись ее удивлением. Во дворце показал покои, вывалил подарки, неумело наговорил теплых слов… и оставил, сообщив, что вечер мы проведем непременно вместе. Гонец уже стоял в коридоре и виновато сообщил, что послы желают говорить сегодня.

Значит, надо срочно готовить зал. Зала-то для церемоний у меня вообще не было! Самое большое помещение — кабинет для совещаний. Столами заставленный. Столы вон! Стулья все — туда же! Только мой личный оставьте — троном будет. Пол быстро застелили циновками, вдоль стен повтыкали ароматные курильницы. Я для понта велел установить большие подсвечники. Свечей у меня было совсем мало, только для себя, и то — нечасто. Но тут нужно пофорсить. Разослал слуг созвать всех, чьим мнением я дорожил. Пусть поприсутствуют, чувствую, ждет нас потом совет долгий.