Шли они налегке, по уже известному маршруту, так что до главного лагеря аколуа добрался еще до вечера. Мои дозорные сразу заметили оговоренные условные сигналы: я понял, что свою часть плана мои генералы выполнили и готовы к финальному шоу. Я тут же поднял прохлаждавшихся помощников. С гор дальней стороны долины плавно наползали тучи, обещая грозу. Это было и хорошо и плохо. С однойстороны, атмосфера от «шоу» вырастет в разы, но с другой, сильный дождь мне тут просто всё зальет. Так что надо успеть до того, как стихия прокатится через всю долину.

Прикомандированные ко мне чумбиа быстро достали надежно укрытые дрова, хворост и разложили перед каменным помостом огромное кострище. Я достал тыковки-фляги, куда была собрана вся имевшаяся у нас дезинфицирующая самогонка, и вылил ее на дрова. Туда же бросили пяток горшков со смолой. Умельцы собрали сигнальные трубы с полыми цилиндрами, которые мы соорудили еще в чумбийской деревне; расставили барабаны.

Было еще рано, стемнело недостаточно, но гроза-таки навалилась на долину, задули ветры, забумкал пока еще слабый гром. Так что ребята внизу решили, что ждать больше нечего. Четлане и толимеки уже давно подобрались к границам лагеря, оставаясь на дистанции в 20–25 шагов. Учитывая, что захватчики караулы не выставили (уж не знаю, всегда у них так положено или просто без начальства расслабились), те почти не рисковали.

Когда старшие засвистели условный сигнал (трубы-то я все забрал), воины начали раскручивать головы убитых воинов и забрасывать их прямо в отдыхавших в лагере людей. Мне рассказывали, что некоторые привязывали к волосам короткие веревки, раскручивали их, как спортивный молот — и такой «снаряд» улетал шагов на 50.

Дозорные сообщили, что внизу уже началось. Без команды, блин!

— Махмуд, зажигай! — заорал я, как резаный.

С перепуга какой-то мужичок из чумбиа полез к кострищу с подлпаленным жгутом сухой травы. Полыхнуло так, что дядька чудом не загорелся сам. Светило и пекло знатно. Кстати, на фоне костра стало заметнее, что вокруг уже достаточно темно.

— Трубы! — заорал я новую команду.

Наши трубачи раздули щеки — и импровизированные «карпатские трембиты» выдали такой рёв! Еще с высоты, еще эхом от гор отдало! Барабанщики тоже загрохотали…

Увертюра проиграна.

— Пошел! — крикнул я своему самому долговязому воину, который уже давно сидел на каменной насыпи.

У него на голове была дурацкая шапка с торчащими во все стороны кривулинами из веток. Боец медленно разогнулся (мы репетировали несколько раз) — и сзади на отвесной скале появилась его тень. Огромная, метров пять или даже шесть, за счет того, что воин стоял выше костра. Не стану кривить душой — я сам хотел исполнить эту роль. Но помешал один нюанс — а именно треклятая сухая рука, которая подпортила бы шоу.

Тень выходила очень рыхлой.

— Сделай шаг от костра, — регулировал я изображение. — Еще… Еще… Хорош!

Тень стала заметно четче, но и съежилась на целый метр.

— Руки пошли! — и боец плавно поднял в стороны и вверх руки, где к каждому пальцу было привязано по веточке.

В багровых отсветах костра он выглядел весьма зловещим. Я услышал, как за моей спиной на камни грохнулась «трембита».

— Сувлехим-Такац… Сувлехим-Такац… — тревожно зашептались чумбиа, видимо, вспоминая какого-то своего черта.

«Надеюсь, внизу реакция не хуже», — вздохнул я и продолжил режиссировать.

— Вторая пара рук пошла!

К первому воину сзади пристроился второй и раздвинул свои руки, украшенные такими же «когтями».

— Бегут! Бегут! — радостно заорал в ухо дозорный. — Уже прямо толпами бегут!

— Барабаны громче! — заорал я. — Больше пламя!

Под усилившуюся какофонию мы начали кидать в костер уже толстые сучья, обрубки бревен. Постепенно огонь поднялся метра на четыре. Жарило так, что все жались по краям площадки. Теперь снизу можно было видеть лишь полыхающую гору. А полыхающая гора в этой стране — самое страшное, что может быть. Ибо вулканов тут, как грязи, и у каждого племени имелся свой миф про вселенский пипец в виде извержения.

Я подошел к краю площадки. Внизу, из-за грозы царила лютая темень, но я видел, как по всем окрестностям загорелись десятки точек факелов. Наши воины стягивались в полукруг, приближаясь к лагерю, в котором оставалось от силы пара сотен перепуганных людей.

В это время грозовой шквал, наконец, добрался до нас и окатил потоками холодной воды.

Глава 27. Три удара мешком

— Пятьсот! — твердо сказал я. — Мне нужно пятьсот. И в ближайшие дни.

Князь чумбиа заламывал руки и клялся всеми имеющимися богами — своими и чужими — что это категорически невозможно.

«Вот жук! — мысленно возмутился я. — Да он молиться на нас должен!».

А он и молился. Мужичок был на грани полного краха, перед ним стоял выбор: героически умереть или дальше прятаться по норам в завоеванной врагом стране. А тут мы — бог из машины высшей пробы! Врага победили, власть ему на блюдечке с голубой каемочкой преподнесли. И даже подчинить себе не пытались. Я подумал было об этом (все-таки чумбиа сейчас сильно обескровлены войной, налицо вакуум власти), но решил, что попа моя гарантированно треснет на таком количестве стульев. Лучше уж иметь на востоке (который оказался весьма загадочным и преподносящим сюрпризы) надежное буферное государство, которое будет предельно дружественным к нам. Поэтому чудо спасения и регалии власти мужичок получил практически задаром.

Так что, если вам кто-нибудь скажет, что роялей в кустах не бывает — не верьте. Просто где-то в глуби вселенной как-то так провернулись невидимые нам колесики Детерминизма.

Всё, что я требовал от нового князя — это дать нам носильщиков. И побольше. Потому что в один момент мы стали обладателями просто гигантского богатства. Всё, что аколуа грабили в течение месяца (а, может, и больше)! Склады забиты хлопком, тканями, какао, полудрагоценными камнями, обсидианом, золотом, медью, перьями, солью. Множество неотсортированных готовых вещей, изделий. И просто тонны продовольствия! Даже сундучок со стеклом нашелся. Я ясно понимал, что не могу это всё оставить.

А князь не менее ясно понимал, что всё, что мы унести не сможем — достанется ему. Поэтому «я вам искренне благодарен, но носильщиков у меня нету, вообще нету!». Я же требовал пять сотен. Не меньше.

Конечно, имелись свои ресурсы. Во-первых, воины. Они, конечно, и своим нагрузились, но я им прямо намекнул: получите груз и в дороге выкидывать придется свое, а не мое. Пусть мы будем идти по десять километров в день, но уж голов семь-восемь чистого веса я навешаю на каждого. Беда в том, что у нас очень много раненых, некоторых предстояло нести на носилках. Да и легких особо не нагрузишь, им бы свое оружие донести.

Также имелись пленники. В сумме в плен к нам попали более шестисот человек. Это из относительно здоровых (тяжелораненых я велел добивать, и поверьте, это было гуманное решение: наших медслужб на своих не хватало, так что лечением этих бедолаг никто не займется, будут лежать и страдать). Кого-то пришлось отпустить. Например, полсотни чумбиа. Князь лично осмотрел каждого. Кто был простым носильщиком — забрал, а вот тех, кто служил аколуа с оружием в руках, великодушно оставил мне. Нашлись тут и три десятка куитлатеков! Казалось бы, другой конец мира! Но, оказывается, аколуа шли к побережью через их земли. Пленники отвечали невнятно и неохотно, но я понял, что с ними захватчики не воевали. Этих отпустил всех. Публично объявил, что там, у себя в горах я с куитлатеками дружу, а потому идите-ка домой, парни! И помните мою доброту.

Но более полутысячи у меня оставалось, а белые регулярно вылавливали в лесах новых неосторожных беглецов. Их рассадили по ямам и пока кормили, как на убой. А что, еды дофига! Вот в пути они у меня по горсточке маиса в день будут есть! Я лишний груз нести не намерен!

Достал я восковку, рассчитал вес добычи на имеющуюся толпу — мало вышло. Я остро понял, что так много добычи ни за что не оставлю! И начался яростный торг с чумбийским князем. Я давил и требовал, угрожал, что останусь тут навсегда, пока всю добычу не съем. В итоге, по всей округе собрали человек триста.