Так что обженить меня на своей дочери стало для Левой Руки главной целью. И я совсем не хотел помогать ему в ее достижении. Как бы дочь Ицкагани не будила мое либидо (а она будила!). Есть более безопасные способы сбросить напряжение…

Сам праздник прошел хорошо. Тапиры отлично катили церемониальную арбу (а я снова вспомнил, что хочу усиленно заняться их разведением… вот только время найдется…), все три моих воинства устроили неплохое милитари-шоу, после которого началась Игра. Уж на этот раз все желающие будут приняты — в армии кадровый голод.

А потом я с придворными пошел на рынок сорить деньгами. Я и мои люди скупали всё… при условии, что за товар примут «клювики». Кто-то уже что-то слышал о них, кто-то удивлялся. Я уверял всех, что «завтра их легко можно обменять на какашут». Но втайне надеялся, что за остаток дня деньги осядут в самых разных местах — рынок услуг в Излучном весьма развит.

Сегодня не было задачи заработать. Осенний День Змея стал одной сплошной промо-акцией денежной экономики.

Бойкая торговля шла три дня, после чего большинство гостей разъехались. Дитя Голода это время провел весь в мыле. Я ежевечерне мониторил ситуацию, силясь понять: выстрелило или нет. По итогам всей ярмарки наши «золотовалютные запасы» в лице зерен какао сократились чуть ли не на треть. В Дом Какашут вернулись почти две тысячи «клювиков», еще какая-то часть монет осела в таверне, бане и игорном доме. Но полторы-две тысячи медяшек точно остались на руках у людей. Кажется, четлане уже начали понимать их ценность и, возможно, удобство использования.

Хороший старт. Главное, у меня разом высвободилось немало ресурсов. И нанимать работников стало проще — а работы у меня непочатый край! Восстановить армию, сделать добротный запас оружия и доспехов, организовать переселение на юг. Думаю, через месяцок можно снова плыть в Моку: укреплять и расширять базу, подчинять Закатное княжество и думать, что делать с Приморским.

— Владыка, к тебе послы! — подбоченился Добчинский.

— Откуда это вдруг?

— Говорят, из Толимеки.

«Интересненько… Это точно не от Циака, тот недавно сам здесь был. Может, кто-то из князей решил под мою руку идти?».

Через полчаса шоу в тронном зале было организовано. Я восседал весь в золоте и перьях, а скромно одетый посол поклонился и выступил вперед.

— Мой господин и князь Амотлаткуа, коего все с уважением зовут Атотолой, приветствует тебя, владыка! И просит вернуть тебе твоё…

Посол князя-пеликана достал кожаный мешок, перевернул его и вытряхнул… голову Тувуака.

Часть III. Историю пишут победители

—

Разговоры в тени — 6

— Отличная у тебя пульке, Ннака! И вкусная, и забористая. В таверне такую не подают. В чем секрет?

— Нет никакого секрета, Прекрасная Слеза. Ты ведь знаешь медный котел, в котором варят средство для смазывания ран твоих воинов? Так вот, секрет мне невольно открыл владыка. Он изредка берет это средство — и пьет.

— Брр! Знаю об этой его странности. Чистый огонь, как такое пить можно?

— Согласен, генерал. В чистом виде — яд. Но, если в небольшой доле добавить в пульке — то выходит вот такой чудесный напиток. А что касается вкуса, то сообщу лишь тебе: я кроме агавового сока добавляю в пульке лепестки акоцили. Отсюда и аромат.

— Молодец, Ннака! Спасибо, что пригласил. А то я в казарме совсем одичаю.

— Странно, что тебе — победителю пурепеча и толимеков — приходится жить в казарме.

— Ну, у меня там все-таки свои комнаты. Удобно, просторно. Я не женат, семьи нет — зачем мне что-то еще? И золотые всегда под боком — можно гонять от души.

— Не согласен с тобой, почтенный. Люди, возвеличивающие владыку, должны и оцениваться по достоинству. Неважно, сколько тебе нужно для жизни! Народ должен видеть, насколько правитель тебя ценит. Твой дом, твоя прислуга, твои украшения и наряды — всё это демонстрация твоего значения.

Собеседники помолчали.

— Мне грустно смотреть на окружение Сухой Руки. Столько мудрых, могучих людей. Они столько делают для владыки, вознесли его на вершину могущества. А что он в ответ? Посмотри на себя, на Черного Хвоста. Или хоть на Луча Света, который пусть и мастер, но снабжает Сухую Руку и стек-тлой и тумбагой. Единственный, кто пребывает в достойном дворце — это Правая Рука в Крыле. И то лишь потому, что там уже имеется старый дворец владыки. А остальных Сухая Рука не ценит…

— Ты и себя забыл упомянуть, казначей.

— Что я… Я скромный торгаш. К тому же, у меня был дворец. Бывшая усадьба Носача… Покуда не пришли пурепеча. И покуда владыка не велел снести эту усадьбу. Дал ли он что-то мне взамен?

— Но ведь дал?

— Будку при хранилище! Прекрасная Слеза, я ведь таков же, как и ты. Мне много не надо. Но это унижает высшую власть. Владыка не понимает, что копает под собой яму. Что видит народ? Он видит не почтенных сановников, имеющих статус, достоинство. Он видит таких же простых людей. А раз они простые — то зачем им служить? А раз они опора владыки — то, может быть, и владыку слушаться не след? Разве ты не видишь, Прекрасная Слеза, что происходит? Покуда мы все заботимся о величии и процветании державы, Сухая Рука ведет ее в пропасть!

— Ну, не знаю… На пропасть не очень похоже.

— А что будет, если все мы: и ты, и я, и Хвост с Ицкагани и прочими — если все мы лишимся уважения народа? Ведь на нас всё держится. И этот мир просто рухнет. Разве мы можем такое допустить?

— Ннака, мне кажется, ты…

— Нет, ты скажи, Прекрасная Слеза: готов ты допустить гибель державы?

— Нет, конечно, но…

— Разве держава, детище Золотого Змея, не превыше всего?

— Превыше, но…

— И что дороже и богам, и людям: держава или владыка?

— Остановись, Ннака! — растерянный Глыба, наконец, возвысил голос и хлопнул каменной ладонью по колену. — Разве Золотой Змей не защитник и покровитель владыки? Не источник его священной власти?

— Золотой Змей покровитель владычного рода, генерал. Через этот род, через его правителей он простирает свою благодать на весь четланский народ.

— Вот! — закивал Глыба. — Теперь правильно говоришь. Как же можно вообще думать о том, чтобы мы… чтобы народ перестал слушаться Сухую Руку?

— А кто сказал, что Сухая Рука — единственный, кто имеется во владычном роде?

Глава 19. Мы словно ляхи

Погребальный костер был совсем небольшим — все-таки сжигали лишь голову. Голову несчастного Тувуака — князя-задохлика, который хотел переиграть всех. Неожиданно его переиграл даже не я, а молодой князь-пеликан. Который, если честно, весной показался мне простоватым. Правда, деятельным. И вот, деятельный Атотола узнал, что Тувуак спелся с четланами — и не стал ждать.

— Ты мне одно скажи, — глядя на пламя, тихо спросил я у посла, которому велел прийти со мной на погребальный обряд. — От моря до Излучного долгий путь, как тебе удалось привезти голову в такой отличной сохранности?

— Мудрый Атотола велел мне везти Тувуака живым, — со спокойным почтением в голосе ответил посол. — А за день до приезда в Излучное отрубить ему голову и положить в кожаный мешок.

«Как дети, — покачал я головой. — Жестокие дети, не ценящие чужие страдания».

— А с телом что сделал?

— В реку сбросил.

— Это плохо.

Посол согласно вздохнул. Он был излишне спокоен. Послы с головами в кожаных мешках, обычно, обратно возвращаются таким же образом — головами в кожаных мешках. И толимек приехал в Излучное, готовый к подобному исходу.

«Однако, тебе, парень, страшно повезло, — мысленно обратился я к индейцу-камикадзе. — На тебя у меня другие планы».

— После похорон верно служившего мне князя я буду пребывать в трауре и молиться Золотому Змею о лучшей доле для его души, — сообщил я послу, едва костер прогорел. — Поэтому пока мы не можем завершить переговоры. Тебя вызовут ко мне, когда придет срок. Пока же можешь отправить домой гонца с вестью о том, что свой долг ты выполнил.